Оборотничество
Под кровом вечной тишины,
Среди лесов, в глуши далекой
Живут седые колдуны;
К предметам мудрости высокой
Все мысли их устремлены;
Все слышит голос их ужасный,
Что было и что будет вновь,
И грозной воле их подвластны
И гроб и самая любовь.
А. Пушкин
В древних мифах индоевропейских народов вожди и воины выступают в образах волков, имея способность к такому превращению. Воины-славяне были издревле знакомы с умением вызывать у себя состояние особой психофизиологической активности, отождествляя себя с каким-либо животным (волком, собакой, медведем). В этом состоянии боец не чувствует боли, способен мгновенно уклониться от летящего в него оружия, находясь в боевом трансе, становится не уязвимым для врага. Многие могут вспомнить замечательную русскую сказку, главным героем которой является Вольга-богатырь. В ходе повествования богатырь подпрыгивает вверх и, троекратно перевернувшись через себя, оборачивается серым волком.
Самым известным оборотнем русской древности можно назвать знаменитого Всеслава Брячиславича, князя Полоцкого (? – 1101). В «Слове о полку Игореве» читаем:
Летописи действительно указывают на природу «необычных» способностей Всеслава Полоцкого: «Мать же родила его от волхвования. Когда мать его родила, на голове его была язва. Волхвы сказали матери: “Завяжи эту язву, и пусть носит <повязку> до конца жизни” (пересказ по: Полное собрание русских летописей. Т. 9). И носил ее Всеслав до смертного дня; сего ради он и не милостлив на кровопролитие». Наложение повязки на голову князя Всеслава сходно с накладыванием наузы – одним из колдовских способов обращения в зверя.
В родственной славянской скандинавской традиции известны берсерки – воины, в бою впадающие в особое исступление и приобретающие качества хищных зверей – волков или медведей. И на Руси Святослав – покоритель хазар и «черных булгар» – брил голову, оставляя лишь прядь волос на лбу, и носил в одном ухе серьгу из двух жемчужин и рубина. Утверждают, что на поле боя он дрался рыча, как зверь, а его воины «издавали дикий, пугающий вой».
Битва на р. Немига. Поражение и бегство Всеслава Полоцкого. Радзивилловская летопись
Сохранился заговор XV в., записанный на полях «Псалтыри»: «Се аз, зверь юн, очи мои звери, а гроза моя ц(а) р(е) ва, блудитеся меня, кр(е) стьяне, аки овцы волка…»
Самое древнее литературное упоминание об оборотничестве у праславян принадлежит «отцу истории» Геродоту: «Каждый невр ежегодно на несколько дней обращается в волка, а затем снова принимает человеческий облик». Невры – племя, жившее к северо-западу от Черного моря и сопоставляемое с праславянской милоградской археологической культурой.
Рассказ Геродота более чем через два тысячелетия смыкается с многочисленными этнографическими данными о волколаках, верования в которых были живы до самого недавнего времени. Вообще же культ волка у индоевропейских народов очень древний и сложный и напрямую связан с воинскими функциями.
Перстень полоцкого князя Всеслава Брячиславича, прозванного Чародеем
В связи с темой оборотничества А.Н. Афанасьев в своих сочинениях приводит представления о вовкулаках (вукодлаках) и им подобных, а также об оборотнях, колдовских способах превращения людей и целых свадеб в волков и др. животных и о лесных пастырях. Приводятся фольклорные примеры оборотничества, в частности, сказки о заклятых персонажах. Афанасьев же рассматривает метафору «ветер-собака» в различных традициях и приводит представления о псиглавцах (кинокефалах), почерпнутые из разных источников, в частности, существует легенда о св. Христофоре, который в восточных преданиях имеет песью голову. Из образа ветров – охотничьих псов Афанасьев выводит германские сказания о т.н. дикой охоте, возглавляемой языческим богом Вуотаном (Воданом) в развевающемся плаще. Бог скачет на белом коне (или едет на огненной колеснице) в окружении поезда душ мертвых воинов. За поездом бегут черные псы.
Уже в христианские времена устанавливается мифологическая связь собаки со смертью, Афанасьев А.Н. объясняет ее тем, что собака символизирует вихрь, ветер, а он, по древним воззрениям, переносит смертельные заразные болезни. Отсюда и зловещее значение, приписываемое вою собаки и рытью ею ям во дворе. Также подчеркивается враждебность волка человеку, который считается олицетворением «нечистой силы ночного мрака, потемняющих небо туч и зимних туманов», врагом небесных стад весеннего Перуна и богини Утренней Зори. Соответственно интерпретируются и поверья об оборотнях-волколаках, съедающих солнце и луну во время затмений. (Даже затемнение небесных светил облаками, по Афанасьеву, объяснялось в древности как поедание волками скота; отсюда же, наоборот, славянские поверья о том, что реальные волки пожирают огонь.) Волк в народных представлениях – вор и лютый разбойник. С символикой тучи связывается и сказочный серый волк – помощник, переносящий героя с быстротой ветра. Подчеркиваются мифологическая связь волка с громовержцем, а также отождествление его с дьяволом.
Иконописное изображение св. Христофора
Для того чтобы полностью отринуть «старый» мир и впитать в себя силу и мужество воинов-хищников, в различных посвящениях в закрытые общества (жреческие, воинские…) применялся обряд оборотничества, связанный с мифологическими древними представлениями о возможном перевоплощении. Развитие мышления человека в разных районах земного шара происходило по одинаковым законам, поэтому мифы, легенды, сказания-сказки бывают удивительно схожими по сути.
Посвящения и оборотничество нужны были затем, чтобы человек смог перейти в новое качество и отделиться от непосвященных и «чужих». К примеру, уйдя в волка, соединить в себе черты неутомимого и грозного хищника, и разумного человека, вернувшись к древней идее единства природы и человека, и, в конечном счете, лучше понять, что же это такое – человек.
Обычно воины в качестве своего покровителя избирали сильных, воинственных животных-хищников: волк, медведь, собака, ягуар, леопард, лев, орел, сокол, ястреб, сова… согласуясь с ореолом распространения этих животных. Воины часто считали именно этих животных священными, общались с ними, молились, просили покровительства, а при необходимости и просто «превращались» в них, «приобретая» силу, ловкость, свирепость этих зверей. В психотерапии это называется «образная мобилизация внутренних ресурсов».
В колдовской и целительской практике также обращались к животным, причем не столько сильным, сколько мудрым: ворон, филин, змея, кошка и опять же – волк, медведь, собака, поскольку знахари также считались воителями со злой силой.
«Волк-пес» является стражем подземного мира и проводником в царстве умерших, т.е. посредником между миром живых и мертвых. С момента «облачения в волчью шкуру» воин был уже не человеком, а хищником и был обязан жить «волчьей жизнью». Он становился жестоким, непобедимым воином, охваченным неистовой яростью в бою, а также, находясь в особом воинском коллективе – своеобразной «волчьей стае», – жил по правилам этой воинской стаи, а не обычных людей.
В славянской мифологии волк тесно связан с собакой. В славянских поверьях волки находятся в подчинении лешего, который кормит и командует ими, как «своими собаками». У гуцулов волки – «собаки мужских и женских лесных духов». Очевидно, когда-то воинами-волками повелевали их вожди-жрецы.
Волк почитался как тотемный предок и родоначальник племени. В древних мифах вождь племени часто выступает в образе волка или обладает способностью превращаться в волка.
Покровителем волков у крещеных славян считался святой Егорий (Георгий, Григорий), который накануне Юрьева дня собирает волков и ездит на них верхом («русский волк – Юрова собака»). Св. Георгий заменил собою в пантеоне Перуна. В языческие времена образ громовержца представляли в сопровождении двух волков, считавшихся его хортами (псами). У славян же используются заговоры, обращенные к лешему, к святым – повелителям волков, с тем чтобы они уняли «волков-псов».
Во время инициаций часто божество-покровитель у славян выступало в ипостаси Железного Волка, как и у некоторых родственных славянам народов, например, у иранцев. О волчьей ипостаси божества-покровителя свидетельствуют и восточнославянские сказки, в которых Волк заменяет Змея. В связи с этим следует указать, что в мифологии индоевропейских, в том числе славянских, народов образы Змея и Волка взаимозаменяемы.
Вместе с тем у некоторых славянских племен или общин, очевидно, параллельно бытовало и ритуальное перерождение в медведей, хотя оно и было менее распространено.
Ритуал «превращения» человека в зверя включал надевание звериной шкуры, особые экстатические танцы, а также употребление особых веществ, создававших у инициируемых эффект такого перерождения. В частности, алкоголь применяли запорожские казаки при своих посвящениях.
У славян наблюдается сходство быличек о волке-оборотне и собаке-оборотне, аналогичны обереги от волков и собак. В славянском фольклоре были распространены представления о попеременном превращении людей то в волков, то в собак. Известны сказочные мотивы, в которых герой является «сыном собаки».
Пройдя обряды превращения в волков, псов или медведей, юноши становились членами «звериных» союзов, о которых подробно говорится в разделе «Воинские союзы».
Будущий воин в ходе древней славянской инициации учится перерождаться в тотемного животного и становится членом мужского союза. Проводились специальные звериные игры и испытания. Ритуальное перерождение инициируемых в волков или псов, медведей в древности было характерно для многих индоевропейских народов – в частности, для праславян, балтов, германцев, кельтов и индоиранцев.
Важно было понять состояние перехода из словесного уровня восприятия мира, то есть человеческого, в бессловесное, то есть звериное. Это умение было необходимо еще и для того, чтобы научиться отключать мышление в трудной ситуации, когда времени на обдумывание уже не было и нужно было делать то, что было единственно необходимым для выживания.
Подобные обряды, равно как и воинские, охотничьи и другие ритуальные действия, требовали от человека серьезной подготовки. Поэтому воинская подготовка становится повседневным явлением. Возникают постоянные ритуальные центры для проведения церемоний посвящения, известны их места расположении, обособляются группы лиц, ответственных за проведение церемоний посвящения, проводивших испытания.
Волка на Руси и боялись, и почитали
Посвященные наставники делали все необходимое, чтобы посвящаемый мог превысить свои возможности, обильно черпая силы и сноровку у хтонического зверя. Не удивительно, что и многие древние европейские, азиатские и американские мужские и воинские союзы называли себя волками. Знаменитый Чингисхан постоянно использовал практические приемы охоты волчьей стаи в тактике управления войсками.
Известны описания способов оборотничества: «Стоит лишь найти в лесу гладко срубленный пень, воткнуть в него с приговорами нож и перекувырнуться через него – станешь вовкудлаком. Порыскав волком, надо забежать с противной стороны пня и перекувырнуться обратно; если же нож кем-нибудь похищен, то придется оставаться перевертышу навек волком». Или: «Надо воткнуть два ножа в рот, прочитать заклинание и три раза перевернуться». «Для того чтобы обернуть другого человека, необходимо с приговором набросить на него звериную шкуру или же специальную наузу – обернутый станет человеком только тогда, когда науза истлеет. Также обернуть можно ударом палки, плети, кнута».
Разные типы оборачивания можно встретить в былине «Волх Всеславьевич», когда Волх «обворачивается» то серым волком, то ясным соколом, то гнедым туром – золотые рога, то мурашиком (муравьем). С тем же оборачиванием имеют дело и сказочные герои, к примеру, в сказке «Финист – ясный сокол», когда перо оборачивается царевичем, а царевич, ударившись о землю, – ясным соколом, или же в сказке «Бой на Калиновом мосту», когда Иван Сучкин сын оборачивается котиком, чтобы подслушать разговор змеиных жен.
Волчья символика просматривается в вольных казачьих братствах: кубанские пластуны (пешие воины) прикрепляли к своим шапкам волчьи хвосты. «Волчий след» выявляется и в донской казачьей традиции: еще в XIX в. здесь бытовали атаманские угощения для казаков, называемые «бирючьими обедами». Вместе с тем нельзя не отметить, что в целом для Дона образ волка применительно к мужским сообществам совершенно не характерен; фольклорная традиция прочно связала донского воина-казака с символом хищной птицы – сокола или орла.
Кстати, традиция в качестве важнейшего атаманского атрибута называет именно овчинную шапку-трухменку. Можно предположить, что овчина стала поздним заменителем звериной шкуры, что могло быть связано с забвением древней традиции. Можно вспомнить и конский хвост, служивший, по словам Н. Сементовского, «наиважнейшим штандартом казацкого рыцарства» и связанный с атаманской насекой. Можно вспомнить также и о таком элементе погребального инвентаря русских княжеских погребений, как турьи рога, и о связи былинных богатырей с образом тура. Вполне возможно, что «волчья» стадия в обряде воинских инициаций была когда-то обязательной и предшествовала становлению воина-сокола.
Интересно, однако, что атаманская овчинка (вообще «скотий мех») выводит нас на образ все того же Чудовища-Змея-Велеса. Так, с шерстью (овечьим руном) связаны заговорные змеиные цари: «На море на Окиане, на острове Буяне стоит дуб, под тем дубом ракитовый куст, под тем кустом лежит бел камень, на том камне лежит рунцо, под тем рунцом лежит змея скорпея».
Различается значение шкуры – «съемной» личины для «подневольных» и для врожденных и «сознательных» оборотней. «Сознательные» оборотни Иван Кобылин или Волх Всеславьевич вовсе в такой вспомогательной «съемной» шкуре не нуждаются и в своих превращениях совершенно свободны. Так же не нуждаются в шкурках и прочих средствах для превращения и древние оборотни – способность превращения является их природной чертой, сущностной особенностью. Оборачивающиеся «подневольные», то есть околдованные помимо желания типа Царевны-лягушки, Финиста – Ясна сокола или превращенных колдунами в вовкулаков (людей-волков) людей, с уничтожением шкурки принимают свой прежний, естественный вид и освобождаются от чар. И напротив, освобождение от чар для них означает исчезновение шкурки. Это еще раз подтверждает – то, что не мило, прочным не бывает. Настоящий воин должен принимать сознательно и добровольно свою судьбу.
Иван-царевич и Серый Волк. Художник И.Я. Билибин
В качестве иллюстративного постскриптума приведем интересный отрывок из книги этнографа А. Андреева. В отрывке повествуется, как в один из вечеров автор в сопровождении знающего деда Похани и его жены отправляется в лес, где обучается от них волчьему вою. «Он вывел меня все на ту же дорогу и велел спуститься вниз. Теперь луна была точно вверху над холмом, и его фигура была хорошо освещена на взгорке. Он приподнял руку и показал, чтобы я остановился. Я встал и почувствовал, что меня охватывает легкий трепет от наползающего ночного холодка. Поханя постоял немного на освещенном яркой луной взгорке меж слегка шевелящихся серебристо-черных стен деревьев и поманил меня рукой. Я медленно и спокойно пошел к нему наверх. Он не двигался, хотя словно бы стал пониже. Ничего не происходило, только вдруг у меня задрожало ярло. Я подумал, что это ночная прохлада пробрала меня, и попытался унять эту дрожь, но тут вдруг на меня обрушилась нарастающая волна жуткого волчьего воя. Я едва удержался на ногах. Идти вперед не было никакой возможности, и я замер, позабыв себя. Поханя присел, пуская звук вниз по склону холма, а потом вой начал подыматься вверх, в небо, и у меня пришло ощущение, что я словно подымаюсь вместе с ним, а пригорок уходит из-под ног. Я хотел понять это, хотел включить пропавший разум и начал бороться с охватившим меня страхом. Но в этот миг тьма словно взорвалась там, где стоял Поханя, и он исчез. Просто пропал из глаз. А в следующий миг дорога была пуста и залита лунным светом. Кроме Похани, все было по-прежнему: и холм, и деревья, и луна вверху... даже вой все еще звучал каким-то образом в пространстве! И он звучал, пока... у меня хватало воздуха. Только тогда я понял, что это мой вой! Почему-то я знал, что должен довести его до конца, удержал в этот раз колебания и из последних сил закончил, как учила тетя Катя. Потом мы с ней еще посидели в молчании у костра, слушая, как со всех концов мира лают и воют деревенские собаки, и, так и не дождавшись Похани, побрели домой, дымя головешками».
В связи с ролью волков (уничтожающих по велению Бога нечистую силу) в русской истории упоминаются опричники Ивана Грозного, называвшие себя государевы псы, с их «песьеголовой» символикой и клятвой «грызть» изменников и врагов.
Опричники. Художник М.И. Авилов
Недаром в русских волшебных сказках именно волк помогает Ивану-царевичу добыть для себя счастье.
<< Назад Вперёд>>
Просмотров: 5977